— Валерий Дмитриевич, юбилей Конституции России — повод для анализа правового и политического пути, по которому прошла наша страна за 20 лет. Как Вы оцениваете прошедший этап становления отечественного конституционализма?
— Прежде всего — как в целом весьма и весьма успешный. Действующая Конституция нашей страны, принятая всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., закрепив фундаментальные принципы господства права и верховенства закона, направила движение нашего общества и государства по пути цивилизованного развития, основанного на началах реального признания прав и свобод человека и гражданина, справедливости, юридического равенства, народовластия, федерализма, разделения и сбалансированности властей, обеспечения социально ориентированного характера всей государственной деятельности.
Основной Закон новой России дал нашему Отечеству возможность сохранить свою независимость, территориальную целостность и государственное единство. Я неоднократно говорил и еще раз повторю, что, когда меня спрашивают, что было для нас самым опасным за прошедшее 20-летие, я без всяких колебаний всегда четко отвечаю: «реальная опасность развала страны». Ибо распад государства преодолеть невозможно, и восстановить после него что-либо в прежнем виде никогда и никому в истории не удавалось. Остановить существовавшее в 90-е годы движение к дезинтеграции и предотвратить подчинение родной земли «внешнему управлению» мы смогли исключительно благодаря реальной опоре на правовую силу выполняющих защитную функцию конституционных предписаний.
Не в последнюю очередь благодаря этому за прошедшие 20 лет наша Конституция на деле стала реальным юридическим фундаментом бытия всего российского общества. Отраженные в ее преамбуле и закрепленные в ее тексте конституционные ценности в своем системном единстве сформировали надежную основу для построения отношений человека и гражданина, с одной стороны, а государства и других социальных институтов — с другой. Конституционные принципы и нормы получают надлежащую конкретизацию в системе законов и иных нормативных правовых актов, находят повседневную реализацию во множестве правоприменительных решений властных органов и должностных лиц и в конечном итоге воплощаются в жизнь в рамках сложнейшей сети правоотношений, пронизывающих все сферы человеческой жизни.
Разумеется, Конституция действует не в некоей «идеальной среде». Требования этого документа переходят из сферы должного в сферу сущего в рамках сложных социально-политических процессов, протекающих в весьма и весьма непростой и противоречивой реальности. Регулируя базовые основы жизни государства и общества в их историческом развитии, конституционная материя сама становится частью развивающейся, трансформирующейся реальности. Реальности, которая сегодня ставит перед нами новые вызовы. Ныне к такого рода вызовам относится прежде всего необходимость обеспечения стабильности социальных структур в условиях глобальных кризисных явлений, с которыми сейчас столкнулась человеческая цивилизация. Убежден, что состояние отечественного конституционно-правового пространства позволяет говорить о наличии всех необходимых предпосылок для успешного ответа на эти вызовы!
— В октябре 2013 г. исполнилось 22 года с момента проведения первого заседания Конституционного Суда России. Каким образом удалось преодолеть искушения, связанные с наличием уникальных полномочий при непростых политико-правовых условиях?
— Действительно, характер осуществляемых в рамках конституционного судопроизводства полномочий предоставляет в наше распоряжение могущественный инструментарий правового воздействия. Ведь, по существу, именно Конституционный Суд решает, как понимать определенную норму Конституции, кому принадлежит установленная ей компетенция, будет ли (и если да — то как именно будет) действовать тот или иной акт и так далее…
Этим инструментарием нужно пользоваться столь же беспристрастно, сколь и осторожно. И ни в коем случае не нарушая ни конституционно обусловленный баланс в отношениях конституционной юстиции с другими ветвями и органами власти, ни надлежащее соотношение конституционно значимых ценностей применительно к конкретным правовым ситуациям. При этом именно мы, мы сами должны удерживать себя от любого рода искушений.
В нашей судебной доктрине такого рода подход иногда именуется разумным самоограничением или, что то же самое, правовой деликатностью Конституционного Суда. По сути дела, это доминирующий вектор выявления конституционно оправданной целесообразности при разрешении споров, касающихся деятельности органов государственной власти. Ведь наша цель — не поиск виноватых, а обеспечение нормального функционирования государственного механизма в конституционных рамках.
Быть может, сейчас многие из читателей вспомнят о трагических событиях сентября — октября 1993 г. Конституционный Суд нередко упрекают за занятую в тот период позицию. Но как же иначе мы должны были вести себя? Положения действовавшего в тот период Основного Закона и тогдашнего Закона «О Конституционном Суде РСФСР» диктовали нам единственно возможный в тех условиях образ действий. Который, как мы помним, тоже был направлен именно на обеспечение согласия… Но всякое согласие, как известно, есть продукт непротивления сторон. А в данном случае стороны в конечном итоге вошли в прямо противоположную ситуацию, которая едва не повлекла за собой фатальные для нашей страны последствия. Только выраженная в декабре 1993 г. воля российского народа к восстановлению конституционной законности предотвратила развитие событий по сценарию распада российской государственности.
Отмечу, что ситуации, в которых затрагиваются высшие конституционные ценности — основные права и свободы человека и гражданина, по самой своей природе находятся вне сферы самоограничения Конституционного Суда. Но при этом важно помнить, что здесь нередко возникает проблема соблюдения надлежащего баланса прав и свобод, и поэтому Конституционный Суд Российской Федерации вынужден, защищая права одних, не ухудшать правовое и фактическое положение других. В том числе исходя из непреложного понимания того, что согласно ст. 17 Конституции «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц». Так, свобода предпринимательства не должна посягать на социальные права граждан, свобода собраний не должна противопоставляться свободе передвижения, свобода слова не должна посягать на достоинство личности…
— Какие проблемы и перспективы Вы видите в сфере взаимодействия национального и наднационального правосудия?
— Прежде всего я хотел бы сделать акцент не на проблемах, а именно на перспективах. Ведь именно сейчас, в рамках глобализации и трансформации общемировой правовой среды, для упомянутого Вами взаимодействия открывается поистине широчайшее «окно возможностей».
Сегодня деятельность любой национальной судебной власти нередко приобретает не просто трансграничный, но в полном смысле этого слова международно-правовой характер. Это происходит не только (а может быть — даже и не столько) в силу простого расширения сферы судебного применения международных норм. В широком плане данный процесс является прежде всего очевидным следствием формирования объективно обусловленной реалиями глобального мира практики распространения решений внутригосударственных органов правосудия на деятельность субъектов права, находящихся за пределами соответствующих границ.
Однако и деятельность международных судебных органов в этих условиях также начинает, что называется, «проникать» непосредственно внутрь правовых систем тех или иных государств, в той или иной мере пронизывая все новые области правотворческой, правотолковательной и правоприменительной деятельности. А значит, неизбежно будет проявляться (и уже проявляется) своего рода «глобальная правовая конвергенция» доктрин, подходов и практик национальных и наднациональных юридических инстанций. Такая конвергенция имеет особое значение применительно к сфере защиты (в том числе конституционной защиты) прав и свобод. Именно здесь, как мне кажется, может и должна формироваться основа для своего рода «универсальной гармонизации» международных и внутригосударственных правовых предписаний.
Принятый два десятилетия назад Основной Закон современной России разрабатывался на основе тщательного и последовательного учета общеевропейского и общемирового конституционно-правового опыта. Именно в силу этого он по своему содержанию целиком и полностью созвучен общепризнанным фундаментальным конституционно-правовым реалиям, свойственным всем развитым странам современного мира. Это дает нам возможность успешно и плодотворно сотрудничать с международно-правовыми юридическими инстанциями по широчайшему спектру вопросов, вытекающих из международных обязательств нашей страны.
Очевидно, что, говоря о взаимодействии национального и наднационального правосудия, мы имеем в виду прежде всего вопросы, связанные с деятельностью Европейского суда по правам человека. Да, применительно к ней до сих пор сохраняется целый ряд нерешенных методологических и организационных проблем. Это и неразработанность методологии отграничения ситуаций, влекущих за собой принятие мер индивидуального характера, от ситуаций, при рассмотрении которых выявляются общеправовые проблемы. Это и недостаточно четкое осознание различной юридической природы тех вопросов, которые требуют пересмотра судебных решений, и тех проблем, для решения которых более целесообразно использовать иные способы восстановления нарушенных прав. Наконец, применительно к мерам общего характера недостаточно проработаны принципиальные аспекты организации необходимого совершенствования законодательства.
Но хотел бы подчеркнуть — значимость и юридическая сила решений ЕСПЧ нами никогда не отрицалась. Конституционный Суд Российской Федерации не только регулярно использует содержащиеся в них правовые позиции в своих решениях. Он, дав конституционно-правовое истолкование положений ст. 392 ГПК Российской Федерации в Постановлении от 26 февраля 2010 г. в связи с жалобами ряда граждан, по сути, зафиксировал инструментарий включения решений ЕСПЧ в российскую систему правоприменения.
Однако при этом необходимо помнить о том, что в рамках отечественной правовой системы надлежащее исполнение этих обязательств может находить свое реальное воплощение только на путях, целиком и полностью согласующихся с буквой и духом нашей Конституции. Очевидно, что наибольшую сложность представляют ситуации, когда имеют место расхождения между нормами международного договора (или их интерпретацией межгосударственными органами по защите прав человека) и нормами Конституции, особенно уже получившими толкование в решении Конституционного Суда. Ведь ориентация страны на определение значимых места и роли международных норм в национальном правопорядке не только не отменяет, но, напротив, подтверждает приоритет Основного Закона для отечественной судебной и правовой систем. Прежде всего применительно к тем случаям, когда наша Конституция способна более полно обеспечить защиту прав и свобод человека и гражданина, в том числе с учетом необходимости их баланса, по сравнению с соответствующими нормами международного договора.
С позиций такого подхода можно и нужно утверждать, что проблема соотношения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Конституции гораздо шире и куда более многограннее, чем вопрос о расположении этих актов в иерархии источников права. В силу этого единственным конструктивным способом преодоления расхождений и предотвращения возникновения системных юридических коллизий в данной сфере становится готовность национальных и наднациональных судебных органов к сотрудничеству и диалогу.
Убежден, что от успешного движения в этом направлении во многом будет зависеть эффективность всей европейской системы защиты прав и свобод и дальнейшая гармонизация европейского правового пространства в этой области. И есть основания предположить, что именно наш Суд мог бы в рамках осуществления своих конституционных функций играть значимую роль в процессе определения того, требует ли исполнение тех или иных решений Страсбургского суда корректировки норм российского законодательства. Ведь главный вопрос, который встает в таких случаях, касается соответствия вытекающих из такого рода решений правовых последствий высшему закону нашей страны. А это очень деликатная сфера, в которой необходимо всемерно избегать любых уязвимых, несбалансированных решений.
— В настоящее время мир находится перед глобальным вызовом вследствие происходящего транзита от эпохи модерна в новую реальность постмодерна. Традиционные государственные и правовые институты зачастую уже не способны сохранять баланс разнонаправленных интересов, а новые модели регулирования еще не сложились. Что необходимо сделать, чтобы избежать нестабильности, неопределенности, хаоса в современном мире?
— Я бы поставил вопрос несколько по-иному. Мне кажется, мы сейчас должны говорить прежде всего не о том, что нам необходимо сделать, а о том, какими нам необходимо быть. Ведь практические достижения людей, человеческих обществ и всего человечества в целом в конечном итоге производны от их внутреннего, духовно-интеллектуального состояния.
Выдающийся американский психолог Дейл Карнеги писал: «Философы размышляли о законах человеческих взаимоотношений в течение тысячелетий, и из всех этих размышлений выведено только одно важное правило. Оно не ново. Оно старо, как история… Еще 24 столетия назад в Китае его провозглашал Конфуций… Будда проповедовал его на берегах священного Ганга за пять столетий до Христа… Иисус суммировал его в единой мысли — вероятно, важнейшей в мире: «Поступайте с людьми так, как вы хотели бы, чтобы они поступали с вами».
Именно этот общечеловеческий морально-нравственный принцип «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон» и должен быть положен в основу любых предложений по предотвращению или преодолению указанных Вами явлений.
Что же касается конкретных действий — то, как издревле говорится, «дух творит себе формы». Если в основу планирования соответствующих решений будет положен исполненный истинной человечности подлинно правовой подход, базирующийся на стремлении не делать другим того, чего мы не желаем себе, — то и конкретные юридические формы наших действий будут адекватны тому вызову, перед которым ход истории ставит человеческую цивилизацию.
Дело ведь не только (а строго говоря, и не столько) в том, что традиционные институциональные системы, что называется, «плохо работают» в обществе постмодерна. Про эпоху модерна когда-то говорили ровно то же самое…
Проблема в том, что социальные институты нередко не могут обеспечить социальный баланс в силу того, что конкретные индивиды, действующие от лица этих институтов, нередко вообще забывают о необходимости учета чьих-либо интересов, кроме своих собственных. Имеет место понимание прав человека как прав, принадлежащих лицу исключительно как индивиду, а не как члену человеческого рода. Горькие плоды такого подхода мы ежедневно наблюдаем в окружающем нас мире, где субъект права зачастую яростно отстаивает свои требования, но, что называется, «в упор не видит» даже самых насущных потребностей другого. Такого рода «неразумный эгоизм», в своем пределе превращающий людей в какое-то подобие кадавров из произведений братьев Стругацких, необходимо самым решительным образом изживать из всех сфер общественной жизни.
— Как Вы считаете, какой вклад должны вносить юристы в развитие гражданского общества, и в частности посредством участия в такой общественной организации, как Ассоциация юристов России?
— Здесь, на мой взгляд, необходимо прежде всего определиться с тем, какой смысл мы вкладываем в понятие «гражданское общество». Ведь, как известно, существуют как минимум два основных подхода к раскрытию содержания данного социального явления.
Согласно первому из них, корни которого мы можем найти в классической немецкой философии XVIII — XIX вв., гражданское общество есть прежде всего некая особая сфера невластных интересов граждан. Тем не менее эта сфера носит не частный, а публичный характер. Недаром, к примеру, с точки зрения германской правовой доктрины элементный состав основных типов институтов гражданского общества, по сути, практически совпадает с перечнем ключевых видов акторов так называемого третьего (т.е. не частного, но и не государственного) сектора социально-экономической жизни (а это коллективы гражданских активистов, профессиональные, общественные, религиозные и иные некоммерческие организации, другие самоорганизующиеся объединения населения и т.д.).
Согласно второму подходу, восходящему в конечном итоге ко временам Аристотеля, Цицерона, Августина Блаженного и Иоанна Златоуста, гражданское общество — это прежде всего общество подлинных граждан. Граждан сознательных, ответственных, обладающих реальными способностями, необходимыми для решения общих для них дел.
Строго говоря, без такого рода людей не могут существовать и работать никакие собственно организационные структуры гражданского общества. Так что, по существу, указанные подходы вовсе не противоречат друг другу. Скорее, они представляют собой, что называется, две стороны одной медали или, если угодно, внутренний и внешний слои гражданской социальной ткани.
Я убежден, что применительно к обоим указанным составляющим развития российского гражданского общества отечественное юридическое сообщество в лице своих представителей может и должно явить истинные примеры подлинного профессионализма, высокого уровня реальной самоорганизации и самоуправления, всемерного уважения к праву и закону, надлежащего восприятия ценностей, принципов и норм Конституции Российской Федерации в качестве основополагающих начал повседневной жизни.
Но сейчас нам, юристам, важно обратить особое внимание именно на «человеческое качество» членов нашего гражданского общества. Ведь реальная способность его членов решать затрагивающие их нужды и интересы, общие дела в современных условиях предполагает, помимо соответствующих волевых качеств, наличие минимально необходимого уровня компетентности в правовой сфере. Недостаток реальных знаний и навыков в этой сфере делает массы наших сограждан жертвами противоправных действий, неспособными отстоять свои законные интересы в жизненно важных для себя вопросах (например, в финансовой, жилищной и коммунальной сферах).
Достижение необходимого в наше время уровня юридической грамотности населения невозможно без создания всеохватывающей современной системы правового просвещения и правового воспитания наших сограждан. В принципе в нашей стране имеется определенный (и весьма неплохой) исторический опыт организации процесса распространения юридических знаний среди широких масс. Но это, что называется, опыт преимущественно прошедшего времени — а нам сейчас необходима основанная на самых передовых технологиях информационной эпохи система «правового всеобуча», пригодная для людей, живущих в современном мире. Более того, наше общество нуждается не просто в широком распространении неких абстрактных правовых знаний, но прежде всего в конституционализации общесоциального правосознания, в укоренении руководящих конституционных начал в умах и душах подавляющего большинства активных граждан.
Уверен, что общероссийские общественные объединения юристов в рамках своей координирующей, организационной и профессионально-методической деятельности способны внести ключевой вклад в дело поэтапного решения этой задачи.
— Каким Вы видите будущее России?
— Американцы любят говорить о великой американской мечте. Наверное, имеется не меньше оснований говорить о великой российской мечте. Сердцевина российской мечты — это «общество равных возможностей». Общество, которое представляет собой идеал для всех цивилизаций и стран, имеющих корни в христианстве, основанном на равенстве людей перед Богом, на их равенстве в достоинстве и правах.
И сейчас граждане России хотят именно правового равенства: равенства перед законом и судом, равенства для себя и своих детей в доступе к образованию, охране здоровья, культурным ценностям, равенства в праве на жизнь и жилище и так далее. Если этого нет, то деформируется принцип верховенства права, возникает разрыв между законом и правом, искажается правовой характер власти. И в конечном счете страна утрачивает не только способность к развитию, но и социально-политическую устойчивость как таковую.
В глобальном, наиболее общем плане социальные идеалы, отражающие стремление к хорошей, качественной во всех смыслах этого слова, достойной жизни, в разных странах весьма схожи. Но в путях достижения этого идеала, открывающихся в рамках конкретно-исторической реальности, они различаются. Различаются в соответствии с социально-историческими, социально-политическими, социально-экономическими условиями каждой конкретной страны.
В чем же основное отличие применительно к России? В чем особенность российской мечты? Россияне могут ощущать себя достойными людьми, только будучи гражданами великой страны. Это нужно не для неких великодержавных, гегемонистских амбиций тех или иных политических режимов. Это необходимо прежде всего для самих граждан.
И это объективно обусловлено всей историей нашей страны. В России государство всегда, в любые исторические периоды играло совершенно особую, консолидирующую, цементирующую роль защитника населения, интегратора территории, строителя социальных (социально-политических, социально-экономических, социально-культурных) структур. Это предопределено огромными размерами территории России, сложным политико-географическим и экономико-географическим положением, полиэтничным, поликонфессиональным составом ее населения и многими другими факторами.
А значит, величие России — это не агрессивная химера, а неотменяемый системный императив. Просто завтрашнее величие России, оставаясь величием и будучи преемственным по отношению к ее прошлому величию, будет совсем иным. Его основа — инновационная гибкая регулятивность, ответственность перед будущим и равенство возможностей всех граждан страны. Вглядываясь в эту желанную для всех новизну, мы легко увидим одновременно и нечто вечное — вневременное и идеальное. То, без чего России нет и не может быть.
— Благодарю.
Интервью брал А.А.Оводов
Использованы материалы СПС «КонсультантПлюс»
